В пору, начиная с бабьего лета и до середины осени, если остановиться на макушке хотя бы Красного поля, то ничем не хуже даже без радуги: край земли уходил к дальним холмам, к горизонту. А в долине – хоть картину пиши: россыпью сёла с церквями, изумрудные луга и багряные дубравы, там, где ещё не паханы золотые поля и под стать им берёзовые рощи... Железнодорожная станция клубится паром, то и дело вспыхивающим на привокзалье, и можно, наконец, увидеть, как паровоз вместе с вагонами, окутанный белым шлейфом, прибавляя скорость, устремляется в дали, для нас не ведомые. Хорошо угадывается ракитовыми берегами красавец Псёл. С затонами и плёсами реке раздольно, особенно после неприступного правобережья, где, по преданиям, мужественно сражался с неисчислимой ордой наш древнеславянский город Римов.

📖

В то печальное июньское утро с дачной ночёвки возвращался я со стороны Щетинки на машине в город с пёстрым букетом садовых цветов. Остановился у края дороги, на лугу, что возле широкой и глубокой излучины Тускари. Эти места лучше всего видны с крутого городского убережья...

Небо было подёрнуто дымкой, словно зеркальной занавесью. Неяркое солнце, будто в светлой печали, не спешило к полудню, к часу прощания. Восточный ветер клонил сенокосные травы в сторону города.

Я извлёк охапку с декоративным разноцветьем из машины и возложил у края луга. Несуразным, никчёмным казалось мне буйство красок в прощальной церемонии с Носовым.

«Этот – реке и лугу, – решил я, – а Евгению Ивановичу нарву-ка букет полевых цветов и трав».

Наверное, в удивление была эта картина проезжим людям: «Волга» – нараспашку на обочине, яркие цветы – на краю луга и одиноко шастающий по траве неясно зачем странник... Возвышенные чувства на какое-то время овладели мной и были в гармонии с мыслями и словами, звучавшими во мне Его голосом: «Спасибо тебе, Коля, что надумал принести в последний денёчек на земле самую знатную травку мою – луговую овсяницу...».

Я уже набрал внушительный букет цветов и трав: ромашки, колокольчики, донник... Но искал и всё никак не находил радетельницы разнотравья – луговой овсяницы.

«Как же так? – недоумевал я. – Хоть бы малый букетик, хоть былинку. Будто ушла эта неизбывная травушка с луга».

Странным показалось мне это обстоятельство, но не безвыходным. Совсем рядом, в километре отсюда, за хутором Саблиным, луговая овсяница произрастала на межевой бровке – между картофельными огородами. Эта зелёная граница почти метровой ширины не распахивалась и оберегалась даже от нечаянного плуга шеренгой вишенок.

Сбывалась давняя мечта моя: своими руками восстановить кусочек степи. Мне было интересно, могут ли ужиться меж собой травы, может ли человек произвольно возродить гармонию в удивительном мире разнотравья. Я привозил сюда с разных мест растения, поливал, ухаживал. Однажды случился конфуз: диковинная, как мне казалось, травка в пору цветения произрастала в неисчислимом количестве по всему огороду.