Я человек не ученый, следовательно, незнающий никаких критических правил, и не искусен в историческом слове... Я совсем не историк, но только собирать воедино дел Петровых и благодарный повествователь оных

Слог мой часто будет походить больше на панегирический, нежели исторический.

<…> Царь Иоанн Алексеевич и весь Двор его, в несказанном страхе и слезах уходят из палаты. Но в общем том ужасе младой Государь встает с места своего, и с нем венец со главы своея, со гневом и слезами останавливает злодеев и вопиет:«Пока сей венец на главе моей и душа в теле моем пребудут, не попущу на церковь святую воевати и правую веру неправою парицати; и как сам оную держу, материю нарицаю, верую, что она есть правая и истинная, тако и всем повелеваю». И сие изрекши, возгласил синклиту своему: «Что стойте и не дерзаете противу врагов?» Толикая в младом Государь смелость влияла бодрость в унывшие от страха духи там бывших: все устремились, и при помощи тех стрельцов, кои не держались ереси той, изгнаны все зломудрствующие изуверы; а лжеучитель их Никита с помощниками своими, побродягами из чернецов, захвачены и отданы под стражу. Покровитель изуверства сего, Хованский, все cиeвидя, вышел со стыдом и злобою. По толико чудесном пременении обстоятельств, Патриарх и весь лик святителей, пали к ногам младаго ироя, и с пролитием слез благодарили Его Величество за свое спасение и за защищение святыя церкви и истинныя веры. И тако твердостию Государевою и последовавшею за сим казнию мятеже начальника Никиты, страшный мятеж сей совершенно прекращен. По усмирении ж онаго младый монарх, удалясь в село Преображенское, отдался, так сказать, любимой своей военной охоте. Он умножил малое число бывших при нем потешных, и с ними по всем правилам тогдашняго воинскаго устава безпрестанно почти упражнялся в экзерцициях.